80 лет битве под Прохоровкой - предтече победы на Курской дуге
Ровно 80 лет назад 12 июля 1943 года в 9 часов 30 минут, после получасовой артподготовки радиостанция командующего 5-й танковой армией генерала Ротмистрова передала в эфир условный сигнал: «Сталь», «Сталь», «Сталь». Так, на поле у станции Прохоровка началось одно из крупнейших танковых сражений в мировой истории.
«Я заметил на горизонте тучи пыли. Нельзя было разглядеть, кто их поднял, но они все увеличивались в размерах, а вскоре из этих туч стали появляться русские танки. Я понял, что битву за Курск мы проиграли», - вспоминал командир полка дивизии СС «Мертвая Голова» оберштурмбанфюрер Беккер.
Поскольку немецкие танки «Т-6» и самоходные установки «Фердинанд» обладали большей дальностью выстрела и успешная борьба с ними возможна лишь в условиях ближнего боя, где Т-34 выигрывал в маневренности, командующий Воронежским фронтом генерал Ватутин считал, что необходимо «идти в рукопашную схватку, брать их на абордаж». Меж тем треть всего танкового парка наступающих по Прохоровкой на направлении главного удара 5-й танковой армии и 2-го Тацинского танкового корпуса были морально устаревшие танки Т-70, которые, по словам Ротмистрова, «просто нельзя допускать к танковому бою, так как они более чем легко уничтожаются огнем немецких танков». Артподготовке, как следует из отчета штаба артиллерии 5-й танковой армии, «разведка противника не предшествовала, полностью установить наличие огневых средств противника не представлялось возможным, разведывательных данных от авиации не поступало и связи с ней не было». Поэтому немецкая линия обороны под Прохоровкой существенно повреждена не была.
Конечно, скрыть от немецкой авиации передвижение танковых колонн накануне сражения было невозможно - самолеты-разведчики постоянно висели над полем боя. Но командир 2-го танкового корпуса обергруппенфюрер Хаузер считал, что удар по его позициям будет нанесен силами максимум до 40 танков, и никак не ожидал, что в реальности их будет почти в 10 раз больше. Но даже не готовясь встретить такой мощный «танковый кулак», немцы сосредоточили на направлении главного удара советских войск до трех сотен орудий и минометов. Минимум 7 танков, из-за повреждений бывших не на ходу, были вкопаны в землю, чтобы вести прицельный огонь по наступающим. Всего у дивизии СС «Лейбштандарт», державшей фронт под Прохоровкой было около 60 машин. Конечно, если бы три сотни советских танков бронированной лавиной ударили разом, никакая оборона этого не выдержала бы. Но из-за того, что наступать приходилось между рекой Псел и железнодорожной насыпью, да еще на участке, изрезанном балками, шириной не более 5 километров, танки выходили на оперативной простор колоннами по 30-40 машин и сразу оказывались в зоне поражения немецкой артиллерией. При этом сами немецкие позиции были вне досягаемости даже английских тяжелых Мк-IV «Черчилль», не говоря уж от «Т-34» и «Т-70». Усугубляло ситуацию, что для боя такого масштаба на Т-34 необходимо было иметь как минимум 3 боекомплекта - 231 снаряд, а не 108, как было. Доходило до того, что экипажи уцелевших танков ходили по полю и забирали из подбитых танков снаряды. При этом наступающих беспрерывно бомбила немецкая авиация. «Прикрытие наступающих танков с воздуха отсутствовало до 13 часов», - говорилось в отчете о боевых действиях 29-го танкового корпуса.
Буквально в первые минуты боя до двух десятков советских танков оказались поражены. «Мчась на полной скорости и стреляя изо всех стволов, Т-34 один за другим врезались справа из-за холма в середину позиций нашей пехоты, вспоминал рядовой дивизиона штурмовых орудий «Лейбштандарта» Ноенцерт. - Мы открыли огонь из пушек. Иногда нам приходилось прекращать огонь, потому что наши пехотинцы прыгали на их танки и вели рукопашный бой с русскими солдатами».
«Несмотря на поджог их танков, экипажи горящих танков шли вперед, вместе с танками горел и экипаж. Ни одна машина не вернулась назад, не покинула боевого поста», - свидетельствовал начальник политотдела 32-й танковой бригады подполковник Трусков.
После того, как самоходная установка лейтенанта Кубаевского была подбита, экипаж продолжал вести огонь, а когда закончились снаряды, самоходчики повели горящее орудие на таран вражеского танка. От удара САУ взорвалась, похоронив вместе с собой и героический экипаж.
«Когда взрывается Т-34, его боекомплект, башня взлетает и в воздух, словно у курильщика, вылетают кольца дыма. Вот так и Т-34. И по этим кольцам можно было видеть – там один подбит, там второй. Русские, если хотите, сражались мужественно, но отсутствовала скоординированность. В принципе такой массой они должны были нас просто раздавить. Но этого не произошло», - рассказывал ефрейтор танкового полка Рес.
В 5-й танковой армии танки командиров взводов, рот и батальона были оснащены радиосвязью, а на линейных машинах радио работало лишь на прием для получения приказов. Зная это, немцы сосредоточили огонь на танки с радиоантеннами, выбивая командный состав. Так, в 32-м танковом батальоне погибли все командиры рот, половина комбатов, двое из каждых трех командиров взводов.
«К полудню обстановка накалилась до предела, – вспоминал бывший командир взвода танков 170-й танковой бригады лейтенант Брюхов. – Определить линию фронта не было возможности. Обстановка менялась ежечасно, даже ежеминутно. Бригады то наступали, то пятились назад. Горели танки. От взрывов срывались и отлетали в сторону на 15–20 м пятитонные башни. Иногда срывались верхние броневые листы башни, высоко взмывая ввысь. Хлопая люками, они кувыркались в воздухе и падали, наводя страх и ужас на уцелевших танкистов. Нередко от сильных взрывов разваливался весь танк, в момент превращаясь в груду металла. Большинство танков стояли неподвижно, или горели. Вместе с ними горели танкисты, не сумевшие выбраться из танка. Их нечеловеческие вопли и мольбы о помощи потрясали и мутили разум. Счастливчики, выбравшиеся из горящих танков, катались по земле, пытаясь сбить пламя с комбинезонов».
«Когда танк механика-водителя Николаева был подожжен, комбат ранен, а командир башни убит, Николаев и стрелок-радист Чернов вытащили из танка тяжелораненого комбата. Чтобы приостановить движение немецких танков на нашу пехоту и отомстить за тяжелораненого командира, два смельчака смело бросаются в горящий свой танк и тараном мчатся на «тигр». Советский горящий танк врезается в тяжелую броню «тигра», и «тигр», охваченный пламенем, остановился. Два героя погибли, но не пропустили немецкие танки», - говорилось в наградных документах.
«То, что я увидел, лишило меня дара речи, - вспоминал командир танка «Тигр-IV» фон Риббентроп. - Из-за невысокого пригорка появилось 15, потом 30, потом 40 танков. Наконец я сбился со счета. Т-34 двигались к нам на большой скорости с пехотинцами на броне. В этот момент мелькнула мысль: «Вот теперь - крышка!» В тот же миг соседний с моим танк загорелся. Его сосед справа также был подбит и вскоре тоже был объят пламенем. Лавина вражеских танков катилась прямо на нас. Танк за танком! Волна за волной! Такое их количество было просто невероятным, и все они двигались на большой скорости. Времени занять позицию для обороны не было. Все, что мы могли - это стрелять. И вот мы подбили 3-й, потом 4-й Т-34 с дистанций меньше 30 метров. И в этот миг метрах в тридцати справа от нас остановился Т-34. Я видел, как танк слегка качнулся на подвеске и развернул башню в нашем направлении. Мой механик-водитель Шюле был лучшим в батальоне. Он тут же включил передачу. Мы прошли мимо Т-34 в каких-то пяти метрах. Русский попытался развернуть башню следом за нами, но у него не получилось. Мы остановились в десяти метрах позади неподвижного Т-34 и развернулись. Мой наводчик попал прямо в башню русского танка. Т-34 взорвался, а его башня подлетела в воздух метра на три, едва не ударившись о ствол моего орудия. Все это время вокруг нас один за другим проносились новые Т-34 с десантом на броне».
В 5 часов дня в штаб Воронежского фронта поступила информация, что немцы взяли Прохоровку. К счастью, это сообщение оказалось фейком, но поле боя осталось за немцами. Ночью немецкая ремрота оттащила в тыл подлежащие восстановлению свои танки, а советские взорвала. Всего Прохоровкой 5-я танковая армия потеряла 256 машин. Из них 104 впоследствии были отремонтированы. Погибло и пропало без вести 1448 танкистов. Дивизия «Лейбштандарт» лишилась 20 танков, правда 10 машин удалось отремонтировать.
В тот же день за рекой Псел в наступление пошла дивизия СС «Мертвая голова». В бой были брошены почти 90 танков. Отражая немецкий контрвыпад почти полностью полегла 52-я стрелковая дивизия 5-й Гвардейской армии. Из 8-й батареи 233-го Гвардейского артиллерийского полка в живых осталась одна медсестра - ее перед атакой командир батареи отправил в тыл. Несмотря на то, что немцам удалось продвинуться вперед на 4 километра, они потеряли 46 танков и САУ, и прорваться в тыл армии Ротмистрова уже не было сил.
С другого фланга, в излучине реки Пены 6-я Гвардейская армия и 1-я танковая армия также сумели сорвать планы противника и продвинуться вперед на 5 километров.
13 июля, вызвав командующих фронтами в ставку, Гитлер отдал приказ о завершении операции «Цитадель». Формально причиной была названа высадка англо-американских войск в Сицилии. Но настоящей причиной стало именно наступление советских войск под Прохоровкой, показавшее, что Курск взять немцам не удастся, что Красная Армия готова идти в наступление и не собирается останавливаться.
А для старшего лейтенанта Евгения Шкурдалова и санитарки Ольги Борисенко 12 июля стало днем начала большой любви, продолжавшейся более полувека.
В тот день в госпиталь привезли тяжелораненого танкиста. Нужно было срочно перелить кровь, и санинструктор Борисенко без раздумий предложила свою. После переливания старшего лейтенанта увезли. Ольга не запомнила лица спасённого – она просто выполнила свой долг. А танкист решил найти девушку, спасшую ему жизнь. Спустя месяц он приехал в госпиталь. «Я не узнала его. Передо мной стоял красивый стройный офицер с задумчивыми голубыми глазами, - вспоминала Ольга. - «Наконец я нашёл вас», сказал он. Мы долго говорили друг другу приятные слова и поняли: расставаться не будем, это судьба. Так на Прохоровском опалённом огнём поле ко мне пришла любовь. В освобождённой Румынии мы поженились…».