Военные годы, по воспоминаниям моих родителей Александр Ефимов 6 Военные годы, по воспоминаниям моих родителей. см. также http://proza.ru/2017/04/18/1976 и http://proza.ru/2017/04/27/2022 http://proza.ru/2017/04/14/1554 Брат матери Виктор, по воле случая, а может быть и из-за наследственности, не даром Сергея Кузьмича взяли в полк охраны царя, был призван в ВДВ. К сожалению он тоже уже умер, но доподлинно известно, что участвовал в десантной операции 1942 г. под Вязьмой. В той самой, где погиб и генерал Михаил Ефремов. Виктор десантировался, не совсем удачно. Был ранен. Из немецкого тыла его вывезла собака. Бегали такие с закрепленными волокушами. Дядя, а он по понятным причинам мне дядя, лежал без сознания. Собака подбежала и стала лизать ему лицо, пока он не очнулся. Очнулся. Перевалился на волокушу и собака отвезла к нашим. Дальше был санитарный поезд, лечение в Ташкенте. Вернулся в Москву совсем больным. Подхватил воспаление легких в поезде. Выходила его мама. К тому времени она уже училась в фельдшерско-акушерской школе и работала медсестрой в госпитале им. Бурденко. Эпизод был драматический. Можно было положить Виктора в больницу, но скорее всего не выжил бы, раненых было много. Шура отпросилась в госпитале и несколько дней сидела с Виктором. У этой болезни есть момент кризиса, если перевалишь и останешься жив, то выздоровеешь. Чем мама лечила дядю, я не знаю, а вот в момент кризиса всю ночь сидела с ним и колола камфору – поддерживала сердце. Дождалась когда Виктор уснет. Незаметно задремала и сама. Утром услышала – Шура. Виктор пошел на поправку. На фронт его уже не взяли, в результате ранения было перебито сухожилие ноги. Устроили токарем на заводе. Работал видимо хорошо. Уже в 60-70 г.г. наградили Звездой Героя Социалистического Труда. Избирали несколько раз депутатом местного совета. Шура не сразу попала на фельдшерско-акушерские курсы, какое-то время проработала чертежницей на заводе производящей полевые телефоны и аппараты Бодо (не знаю что это такое). Некоторые заводы были на казарменном положении, например завод на котором работала сестра Мария, он производил морские приборы. Мамин на казарменное положение переведен не был. Есть фото КБ с девчонками – чертежницами. Начальник КБ и начальник бригады были мужчинами. Оба были заики. Девчонки хихикали, когда те спорили друг с другом проталкивая неподатливые слова. Я сам заикаюсь, поэтому могу представить «в лицах». Начальники сердились, доходило до крика – что смешного я сказал. Девчонки фыркали. Бригадирша соседней бригады была женщина, похожая на сестру мамы, мамы Шуры – Дуняшу. Такая же полная и добрая. Дети в Юрятино, где прошло детство Шуры, если родители пытались наказать бегали к Дуняше и прятались за нее. А она – руки в боки и не подпускала сердитых родителей. Пришла как-то Шура в КБ в шароварах. Начальник бригады рассердился – Что за детский сад! Немедленно переодеться в нормальную одежду! Шура – показала язык – Ы! Тот решил ее поймать. Начали бегать между столами. Мама увидела бригадиршу и спряталась за нее. Бригадирша раздвинула полы юбки и закрыла девчонку. Начальник с одной стороны с другой. Потом плюнул и ушел. Повторив – Детский сад! Конфликт замяли. Аппараты Бодо и телефоны проверяли во влажной камере. Работа была интересная. Но было направление на курсы и маму командировали. Фельдшерско–акушерские курсы были прикреплены к госпиталю им. Бурденко. Девчонки работали санитарками и учились. Процедуры начинали делать только после отработки навыка. Так уколы сначала тренировались делать на подушке… Но прервем этот рассказ. Здесь много ярких эпизодов. Нужно еще рассказать о сестре Марии. Марию командировали от завода на строительство оборонительных сооружений (правильнее сказать - мобилизовали). Это был видимо уже 42 г., но может быть и речь идет о начале войны. Уж больно яркая картинка! На самом деле Маша попала на лесоповал. Вернулась живая и здоровая. Дома были Мария Васильевна, моя бабушка, и Шура, моя будущая мама. Машу вымыли. Накормили. Она отоспалась, и все бы хорошо. Но как-то странно на нее мама и сестра смотрят. И соседи косо поглядывают. С чего бы это. И вот к ней обращается ее мама – Маш! Ты почему нормальными словами не разговариваешь. За все это время, одна матершина! Да! – сказала Мария – А я и не замечала. А потом добавила – Понимаешь – мам – Пилишь, пилишь это чертово дерево, а оно все не падает и не падает. Вот как его хорошенько обложишь, так сразу и ковырнется! Расскажем о госпитале им. Бурденко. Здесь будут темы «Моряк Мишка», «картошка в мундире» и др. Девчонки с фельдшерских курсов ухаживали за ранеными и ассистировали во время хирургических операций. За ранеными ухаживали как тяжелыми, так и выздоравливающими. С выздоравливающими было сложнее, а с тяжелыми часто заканчивалось слезами.  Наиболее тяжелые были летчики и танкисты с ожогами всего тела и раненые в челюсть. Челюстные и лицевые ранения поступали большего всего из Карелии, это старались финские снайперы – «кукушку». За девчонкой – санитаркой закрепляли раненого. Обожжённых кормили с ложечки, из под бинтов были видны только глаза. Приходит санитарка палату, а «ее» раненого нет, ночью умер. Слезы лились рекой. Эпизодов с другими ранеными пока не вспоминаются, а с легкоранеными было сложно – приставали, пытались целоваться. На таких была одна управа, звали дежурного и тот грозил немедленной выпиской. Помогало. «Картошка в мундире» Закрепили за мамой уже не молодого раненого солдата. Он уже был не «тяжелый», но ходить еще не мог. Подзывает он к себе маму – Дочка, вот тебе три картошины, ты на кухню сходи и отвари их в мундире. Мама картошины взяла спустилась на кухню и стоит, не знает что делать. Повариха увидела и подошла к ней – Тебе чего? Мама – Вот раненый три картошины дал, сказал чтоб в мундире отварила. А я не знаю как. Мне что рукав от шинели оторвать и в нем варить? Кухня смеялась не менее часа. Поварихи потом объяснили – нужно просто картошку не чистить, а так, в кожуре и варить. Лишнее доказательство, что сестрички совсем девчонки были. Дома мамы готовили. «Моряк Мишка» Маме Шуре очень нравилось ассистировать на операции. Особенно готовит хирургические инструменты. Разбирать, стерилизовать, подавать их по команде хирурга. Эта любовь к инструментам появилась еще на заводе, когда работала чертежницей. Очень нравилось вычерчивать различные детальки. И уже после войны эта страсть продолжилась Работала в стоматологии, тоже инструменты готовила. Но это отступление. Операции были разные. Сложные и не очень. Перед операцией раненому делали наркоз, по-видимому, хлороформом. Сначала небольшую дозу. А потом основную – «рауш» кажется назывался. Реакция на начальную дозу была у всех разная. Некоторые лезли драться. Таким сразу давали основную дозу. Был случай – раненый после первой дозы наркоза стал объясняться хирургу в любви. Хирург сказа л пусть спит. А в этотраз привезли крепкого солдатика, операция была сложная, но он был в сознании. Что-то извлекали, осколок или еще что. Дали начальную дозу наркоза, и больной запел – «Широкие лиманы Душистые каштаны Качается шаланда на рейде голубом…» Хирург говорит – пусть допоет… Так до конца песню «Моряк Мишка» и дослушали. Со мной. Видимо под впечатлением рассказа мамы такой же случай был. Мне аппендицит резали, а его прозевали и был гангренозный. Так я то же пел. Как потом сестра сказала – Пел но очень тихо, но не «Моряк Мишка» а «Бригантину». Были и менее романтические случаи. Делали операцию по ампутации конечности, ноги. Шура готовила инструменты, в том числе и пилу, кость перепиливать. Ее подружка должна была держать ногу. Операция идет своим чередом. Подружка ногу держит. От кости отделяют мышцы, кость перепиливают Нога остается в руках сестрички… И та валится вместе с ногой в обморок. Вставим историю деда Сергея Кузьмича.  Она правда довольно короткая. За подробности хоть на могилу матери езжай, чтоб вразумила, вдруг посидишь рядом и что-то еще вспомнишь… Дед служил на батарее ПВО на Заставе Ильича. Иногда отпускали домой «на побывку». Знаете как в песне – «На побывку едет Молодой моряк…» Еще случались налеты, видимо был 1942 г. Прозвучала тревога, дед, согласно номеру расчета. Полез снимать чехол с дула зенитки. И тут кто-то нажал на спуск… Пушка выстрелила, и все бы ничего, но дед животом оперся о ствол. Удар был очень сильный. Сказалось через несколько лет. Умер в 46 г. Ближе к окончанию войны девчонок санитарок, а они курсы уже закончили, стали направлять на работу в другие больницы. Раненые были, но уже меньше и госпиталю им. Бурденко столько санитарок не требовалось. Маму распределили в управление «ЛечСаноПроКремля», так по крайней мере я запомнил. Может быть не "Про", а "Упр". Но это, видимо, рассказ уже о мирном времени. Нужно рассказать один эпизод связанный не с моими родителями, мамой моей бывшей – Ленки., в девичестве Завалько. Папа ее Алексей Алексеевич тоже колоритная фигура. Боевой офицер. Воевал в артиллерийских частях резерва ставки. Участвовал в отражении прорыва танков под Икшей. Это когда сверхтяжелая артиллерия била прямой наводкой из-за канала Москва-Волга по немецким танкам. Но речь не о нем. Мама Елены Алексеевны – Нона Абрамовна, в девичестве Фарбер, формально еврейкой не была. Ее мама – Макеева Зинаида Ивановна, естественно русская. Дочь большевика Макеева, машиниста паровоза, одного из основателей компартии Узбекистана, делавшего революцию в Ташкенте. А вот дед Ленки – Фарбер Абрам Исаакович самый что не на есть еврей.  Он был создателем куротно-оздоровительного хозяйства в Кисловодске. Там в его распоряжении был приличный деревянный дом с большим коридором по которому можно было кататься на детском велосипеде. Зинаида Ивановна работала заведующей санаторной лаборатории. Пришла война. Семья решила. В Кисловодске безопаснее и Нону привезли к маме. Кто же мог подумать, что немцы войдут в Кисловодск. А когда это случилось летом 1942 г. то стало очень плохо. Попробуй немцам объяснить, что Фарбер Нона Абрамовна на самом деле не еврейка! Нону спрятали в черкесском селе (могу путать народность, но так запомнилось). Немцы были в Кисловодске несколько месяцев. Потом их, уже зимой погнали. Черкесы девочку не выдали. Все обошлось. Зинаида Ивановна все это время работала в лаборатории, немцам тоже нужны были анализы крови и т.д и т.п. Какие претензии к русской Макеевой Зинаиде Ивановне? Обошлось, то обошлось, но страх остался и проблемы с общением у Ноны Абрамовны были. Продолжим. Летом 43-44 г.г. фельдшерско-акушерские курсы направили на сельхозработы. В мое время это называлось – «послали на картошку». Пишу со слов мамы, проверить не мог – послали их в Болдино! В то самое Болдино, где у А.С. Пушкина была Болдинская Осень! Ехали из Москвы в теплушке. Ехали дружно. Девчонки были боевые. Шура дружила со многими, но особенно со стройной, красивой и заводной… Жалко имя не вспоминается. Ехала с ними и их руководительница. Тоже имя не помню. Так и будем величать – «подружка» и «руководительница». Эшелон шел медленно. Тянули его паровозом. На некоторых подьемах пристыковывали еще пару паровозов. Так к слову – до Серпухова эшелон шел (см. рассказ о начале войны) весь световой день. Кроме того, что паровоз, это не быстро, пропускали встречные эшелоны шедшие к фронту и эшелоны на восток с ранеными. На одной из станций к вагону подошел милиционер с цыганами и стал подсаживать цыган к девчонкам. Девчонки возмутились. Самая боевая подружка встала в дверях. Руки в боки – не пущу. Милиционер достал револьвер и нацелился на нее, а девица не долго думая дала своей изящной ножкой по руке.  Револьвер выскочил из рук, ударился о рельсу… и выстрелил. Все, в том числе и милиционер присели, кроме девицы. Цыган как ветром сдуло. Как не удивительно, дальше поехали без помех. Милиционер исчез. Вот только от руководительницы плохо пахло, но ничего. На первой остановке с бедой справились. Приехали в Болдино. Девчонок поселили в школе и дали сторожиху. И очень правильно сделали! В первую же ночь в окно полезли местные парни. Но сторожиха знала всех в лицо и поименно и попытки «женихаться» быстро прекратились. Что убирали в поле я не помню. Вот мы, будучи студентами, а потом у потом уж я, будучи куратором у студентов, чего только не убирал: картошку, морковку, свекл, кормовую свеклу, капусту. Вот про капусту это уместно вспомнить. Мы накидывали срезанную капусту в машину, а срезали ее местные колхозницы. Они приходили бригадой. Человек 10-12. Впереди вставала бригадирша, а сзади, клином или «свиньей» остальные бабы. Рубили они тесаками сделанными из автомобильных рессор. Вот так «свиньей» и шли. Велки летели на раз. Пока мы одну машину нагрузим, так они уже все поле срезали. Если бы такая «свинья» была против Александра Невского на Чудском озере, туго бы пришлось новгородцам. Шуру и ее подружку ставили впереди – задавать темп. Через дня два девочки сказали – будете так быстро работать – побьем. Не побили. Помирились, но работали с задором и на совесть! Разумеется потом вернулись в Москву и продолжили учебу. У отца менее яркие воспоминания, он всю войну проработал, с братом, на 42 заводе (могу путать номер, тот который теперешний "Салют". Но запомнились его воспоминания про игры в Московских дворах, но наверное это относилось к довоенному времени, там и опубликую... Дай Бог еще что вспомнится о военном времени… Вспомнится продолжим!