Дата рождения: 23 февраля 1918

Место рождения: Горьковская обл., Первомайский р-н, с. Обувово

Дата смерти: 15 сентября 2000

Место смерти: г. Москва

Заметки о наиболее драматических боевых вылетах в период Великой Отечественной войны 1941 - 1945 годах За период войны совершил более 200 боевых вылетов на дальнем бомбардировщике ИЛ-4. В самые тяжелые периоды для нашей Родины в 1941 и 1942 годах летал бомбить Берлин. В 1941 году с острова Саарема (Эзель), а в 1942 году с аэродрома Подскока в Андриаполе. Все боевые вылеты на объекты бомбометания проводились в условиях интенсивного зенитного обстрела, и не редкими были случаи встречи с истребителями противника. 1. Нашему экипажу бомбардировщика в составе 4 человек первый раз пришлось испытать горечь поражения от 2-х вражеских истребителей 13 октября 1941 года. В этот день, согласно боевому заданию, мы в составе звена (3 самолета) загрузились кипами с продовольствием, бачками с горюче-смазочным материалом и тюками с артиллерийскими снарядами. Взлетали с аэродрома Монино и по маршруту через Серпухов должны весь груз сбросить на парашютах нашим войскам, окруженным под Вязьмой. Высота полета была задана 600 метров. С этой же высоты необходимо было сбросить груз. До Серпухова полет проходил нормально, мы шли ведущими строем «клин», а над Серпуховом к нашему звену подошел наш советский истребитель. Мы подумали, что он будет нас сопровождать. Но случилось невероятное. Истребитель подошел к звену на близкое расстояние и открыл огонь по ведущему (т.е. нашему) самолету. Дал две очереди и попал в консоль левого крыла, где были подвешены артиллерийские снаряды весом 100 кг. Подвесной замок оторвало, и снаряды полетели на землю. Центровка самолета оказалась нарушенной, и управлять им стало трудно. Все три экипажа проявили большую выдержку, и не только не сбили негодяя, но даже не открыли по нему ответного огня. Чтобы вразумить негодяя, давали ему условные знаки пулеметами и эволюцией самолетов, и, поняв, наконец, ошибку, истребитель отвалил в сторону и со снижением. Продолжая полет, проходим через линию фронта, а затем по территории, занятой врагом. По звену открыли ураганный огонь из разных видов оружия. Уклоняясь от разрывов, строй распался, один самолет, не доходя до цели, упал факелом на землю. Экипаж погиб. Нашему экипажу удалось сбросить весь груз в обозначенном квадрате, и мы видели, как бежали люди к месту спускающихся на парашютах грузов. Обратный путь до линии фронта проходил под шквальным огнем, но наконец-то пересекаем линию фронта, машина сильно изрешечена пулями и осколками снарядов, но ходовая часть не повреждена, высота 200 метров. Впервые за период летной работы мы позволили себе закурить в самолете. Еще не успело сойти напряжение, как опасность возникла с новой силой. Встречным курсом с нашей территории к ним приближались 2 истребителя, и когда расстояние уменьшилось, мы опознали в них вражеские МЕ-109. При встрече они нырнули под нас, и с первой атаки наш самолет загорелся. После выхода из атаки один из истребителей попал в зону обстрела моего пулемета, я дал по нему несколько очередей, он снижаясь ушел в сторону – видимо, получил повреждения. Принятыми доступными мерами сбить пламя с горящего самолета не удалось, и по приказу командира экипаж выбросился на парашютах. Во время спуска на парашюте по мне открыл огонь оставшийся истребитель, но промахнулся. А когда я приземлился на поляну метрах в 150 от леса, по мне открыли огонь наземные войска из винтовок. И что обидно – это были наши пехотинцы, которые потом (минут через 30) говорили, что если бы приземлившийся на поляне летчик не успел скрыться в лесу, через несколько секунд его бы снял снайпер. «А почему вы стреляли?» – спросили мы пехотинцев. Они ответили: «Мы думали, что это наши истребители сбили немецкий самолет.» Линия фронта от места события находилась в 1,5-2 км (село Никольское, Малоярославского района Московской области). Состав нашего экипажа: Вавилов – командир, Антонов – штурман, Пикалёв – стрелок-радист, Дубина – стрелок. 2. 14 ноября 1941 года нескольким экипажам авиаотряда была поставлена задача разбросать листовки с текстом речи Сталина, с которой он выступил на Красной площади 7 ноября 1941 года, над Прибалтийскими республиками: Латвией, Литвой и Эстонией. Мы загрузили фюзеляж самолета листовками и стали выруливать на взлетную полосу аэродрома Кратова, а в это время за нами следом на большой скорости гнался автомобиль «Виллис», и находящиеся в нем военные показывали руками знак «крест», что означало остановиться. Мы остановились. Подъехавший командир дивизии в звании полковник приказывает возвратиться на стоянку, разгрузить листовки и подвесить фугасные бомбы. Нам предстояло лететь по другому маршруту до Варшавы для выполнения особо важного специального задания. Заправку горючим и маслом нам произвели полную. Был вручен пакет с заданием. Когда штурман заявил, что для выполнения этого задания в карте недостает одной полосы, по которой будет проходить новый маршрут, полковник ответил, что времени нет, помочь нам ничем не может. Все, кто был из технического состава на стоянке, спешно готовили бомбардировщик к вылету. Через короткое время мы поднялись в воздух, но без стрелка Дубины, которому накануне взрывом кем-то подброшенной детали с целью диверсии повредило правую руку. И так летим мы втроем. Задача очень ответственная, но и почетная. Нам было поручено разбомбить специальные поезд, в котором Гитлер проводил совещание с верховным командованием фашисткой армией на станции Прага под Варшавой. Полет предстоял длинный и все время над территорией, временно занятой врагом (линия фронта проходила недалеко от Москвы). Советуемся, как лучше выполнить задание, решили набрать максимальную высоту и на этой высоте следовать до цели. Подсчитали, что для обеспечения нормального дыхания кислорода должно хватить на весь полет. В крайнем случае, после выполнения задания обратным путем можно будет следовать на пониженной высоте. Полет проходил при благоприятной погоде, выше перистых облаков, мороз 40* С. Когда пересекали линию фронта, высота была еще небольшая, и в течение нескольких минут нас сопровождал зенитный обстрел. После обстрела мы не обнаружили никаких видимых повреждений. Напряжение понемногу стало спадать. Штурман Саша Антонов попросил меня настроить приемник на передачу из Москвы. Такой возможностью мы не располагали, потому что было дано указание не включать передатчик во избежание пеленгации нашего местонахождения противником. По этой причине двусторонняя радиосвязь с землей после прохождения линии фронта была прекращена. Полет проходил на высоте 7000 метров, путевая скорость составляла около 450 км/час, дул попутный ветерок. Моторы работали хорошо. Большие населенные пункты на нашем маршруте старались обойти стороной, но где-то в районе Барановичи видимо находился закрытый объект, и по нам открыли ураганный зенитный огонь, снаряды разрывались то сбоку, то ниже, то выше. И вдруг что-то стукнуло снизу пол правым мотором. Самолет вздрогнул, но сквозной пробоины мы не обнаружили, до цели оставалось еще далеко. Обсуждаем случившееся, подбадриваем друг друга, интересуемся у командира Александра Вавилова, как работают моторы, какие показания приборов и др. Он отвечает, пока все в порядке. Полет продолжается. Температура за бортом более 40 градусов мороза. Прошло 30-40 минут после обстрела, мы подходим ближе к цели. Варшава у нас была справа, а над ней стояла облачность. И вот в это время мы увидели, как из-под капота правого мотора на дюралевую обшивку сверху крыла выбивает масло, оно образует рябь как на воде. Я сообщаю об этом командиру, он отвечает: «Вижу сам». И для успокоения говорит, что давление масла пока нормальное. Наконец выходим на цель. Река Висла и Прага облачностью не закрыты, дальше на запад облачности нет. Штурман дает команду маневра и направляет самолет на железнодорожную станцию. Зенитки открыли слабый огонь. Штурман сообщает, что бомбы сбросил. Просит меня смотреть за их разрывами на цели. Командир разворачивает машину, и с принижением уходим от цели ближе к облакам, чтобы в случае появления истребителей скрыться в их пучине. Когда отошли от цели, немного успокоились, штурман спросил, видел ли я разрывы бомб. «Видел, - ответил я, - они разорвались на железнодорожном узле, и если Гитлер был там, ему капут, и война скоро кончится.» Обратный путь был удручающе тяжелым. Через два часа полета от цели масло в правом моторе выбило, стрелка моно метра упала на ноль, подшипники расплавились, и винт заклинило. Идем с принижением на одном моторе, давление масла в нем резко падает. Стали советоваться, что будем делать дальше, сколько еще лететь до линии фронта. А лететь до линии фронта, по грубым подсчетам штурмана, оставалось 1,5-2 часа. Местонахождение он точно определить не мог, ведь полной карты у него не было. Решили лететь на восток, пока не заклинит второй винт. Прыгать на парашютах не согласились, чтобы не растеряться. Решили машину сажать только «на пузо» (шасси не выпускать). Внимательно смотрим на землю и выбираем площадку для посадки. Полет продолжается около 8 часов, стало уже темнеть. Командир сообщил, что стрелка давления масла второго мотора подходит к нулю, высота более 2000 метров. Впереди увидели небольшой лесок, а справа от него ровное вроде бы поле, покрытое небольшим слоем снега. Решили садиться сюда прямо с ходу. Сели благополучно, но когда машина шла по земле юзом, выбившееся из моторов масло загорелось, и самолет оказался объят пламенем. Взяли все документы, часть продовольствия из бортовых пайков, гранаты, которые нам дали пехотинцы под Малоярославцем, и пошли в лесок, находящийся метрах в 200 слева от места посадки. Правда, это оказался не лесок, а высокий бурьян. Уже стемнело, и пошел снег с поземкой. Находясь в бурьяне, немного перекусили. Когда шли на посадку, поблизости населенных пунктов не видели, поэтому считали, что встреча с людьми могла произойти только случайно, но оказалось, что люди подъехали к горящему самолету на конях и спокойно смотрели. Когда стали взрываться в самолете патроны и ракеты, они отступили в разные стороны, а потом разъехались. Самолет догорал, стало темно, мы взяли курс на восток. После длительного перехода, утром, часа в три услышали работающие моторы и скрежет гусениц тракторов или танков в каком-то овраге. Чтобы не напороться на врага, свернули в сторону и несколько километров шли быстро, а потом, смертельно уставшие решили немного отдохнуть в попавшемся стоге клевера. Но он так обледенел, что добраться до сухого места мы не смогли. Минут через 30 пошли дальше и часам к 6 утра наткнулись на деревню, в которой решили выяснить, где мы находимся. Зайдя в один из крайних домов, в котором жили мать и дочь, мы выяснили, что линию фронта мы перешли, от этой деревни она находится в километрах 8. Кроме того, в этой деревне еще находилась саперная часть, и в доме, куда мы зашли, хозяйка сказала, что она печет хлеб для воинов этой части, и за ним скоро должны прийти. Действительно, примерно через час после нашего прихода в дом зашли двое военнослужащих. Они приехали на машине и вместе с хлебом взяли нас к себе в часть. 1 9 4 3 год Началось решительное наступление наших войск на Курско-Орловской дуге. Немцы, оказывая упорное сопротивление и неся большие потери в живой силе и технике, теснимые нашими соединениями, отступали на запад, оставляя один оборонительный пункт за другим. Большое стратегическое значение имел в тот период для врага Брянский железнодорожный узел, через который поступало на фронт много техники и живой силы противника. Перед командованием бомбардировочной авиации Советской Армии поставлена была задача полностью парализовать работу Брянского железнодорожного узла бомбовыми ударами с воздуха. Летали бомбить указанную цель по 2-3 вылета в ночь. Противовоздушная оборона противника была очень мощной, и много зенитных орудий, прожекторов и истребителей, но несмотря ни на что, удары наносились методично. В первых числах августа самолет с экипажем в составе Панферова – командир, штурман (новенький) – фамилию не помню, он недавно закончил авиационное училище, я – стрелок-радист и Менжулов – стрелок, около 20 часов с аэродрома Малино, загруженный крупнокалиберными бомбами, поднялся в воздух и взял курс на Брянск. Задание выполнили успешно и возвращались на свой аэродром, чтобы успеть сделать еще один вылет. До линии фронта шли за облаками, а после ее пересечения стали пробивать облачность. Пробив облачность, выскочили над окрестностями города, который штурман ошибочно опознал за город Тулу и сообщил командиру курс следования к своему аэродрому. Высота полета была около 600 метров, и с этой высоты в 23 часу ночи красиво просматривался горизонт заходящего внизу солнца. Но не пришлось любоваться красотой природы, вокруг нашего самолета появились разрывы зенитных снарядов. Они мелькали сбоку, сверху, снизу и оставались позади. У некоторых почему-то дым не рассеивался, он виделся цельным куполом. И тут все прояснилось. Сообщаю командиру, что мы находимся в окрестностях Москвы и попали в зону аэростатов воздушного заграждения. Надо делать резкий разворот и постараться выйти из этой зоны. Но было уже поздно – правым крылом зацепили за трос аэростата. Он уже режет как электросваркой дюралевую обшивку крыла как раз против 4-ой группы бензиновых баков. Скоро произойдет взрыв, бензина в этих баках много. «Приготовьтесь к прыжку! – дает указание командир. Летят секунды, передаю Менжулову , чтобы поднял люльку с опущенным пулеметом из нижнего люка фюзеляжа и приготовился к прыжку. Только успел передать, занял свое постоянное место, произошел сильный взрыв. Менжулов выбросился, я – за ним, выдернул кольцо, и парашют раскрылся. Спускаюсь ровно, но на земле уже темно, и различить местность, куда приземляюсь, трудно. Расстегнул поперечный замок и смотрю на землю, заметил, что спускаюсь прямо в окоп. Маневрирую стропами и валюсь на правый бок, не в щель, а на землю. Не успел еще подняться, слышу команду «Руки вверх!», но неотстёгнутый парашют мешает мне эту команду выполнить. Часовой повторяет еще раз и предупреждает, что будет стрелять. В конце концов освобождаюсь от парашюта и поднимаю руки, а часовому передаю чтобы он подобрал парашют и доставил на место. Когда пришли в землянку, там уже находился Менжулов, командира и штурмана не было. Обо всем, что случилось, рассказали местному командованию части, а они сообщили в нашу часть. В землянке мы поужинали и переночевали. Утром, когда мы находились в столовой приютившей нас воинской части, туда пришли три человека во главе с инженером-подполковником и, судя по их поведению, они интересовались нами. Подождав, пока мы закончим завтрак, попросили нас рассказать, как все произошло. Внимательно выслушав рассказ, инженер-подполковник, обратив внимание на мою перевязанную руку, спросил о том, что случилось? Я ответил, что в руку ранен во время взрыва, и осколок размеров с квадратный сантиметр застрял у меня между указательным и большим пальцами. Его удалили во время перевязки, но он сохранится у меня как память о войне. С этими словами я извлек из кармана носовой платок, где был осколок. Увидев вещественное доказательство, он обратился с убедительной просьбой отдать ему этот осколок и угостил коробкой папирос «Казбек». Я спросил, для какой цели нужен осколок? Тогда он сообщил, что аэростат, на который мы налетели, был экспериментальный и поднят был в воздух над Москвой в единственном экземпляре. Испытания, проводимые на земле, дали положительные результаты, но в воздухе испытать не удавалось. Осколок, который мог лишить меня жизни – результат действия изобретения. Правильно поняв просьбу инженера-подполковника, я отдал ему «мой» осколок. Через несколько дней, а точнее, 7 августа, экипаж в том же составе бомбардировал ту же цель, подвергся нападению вражеского истребителя МЕ-110. В завязавшемся воздушном бою стрелок Менжулов был убит, я тяжело ранен в голову, штурман и командир получили более легкие ранения. Самолет, сильно поврежденный и почти не управляемый, приближался к земле и в окрестностях аэродрома Кубинка упал на грунт. В лазарете Кубинки мне удалили из головы несколько осколков, а затем отправили в лазарет своей части, а в последствии – в Центральный авиационный госпиталь в Москве, где я проходил дальнейшее лечение. /ОТРЫВОК/ Потом подполковник обратил внимание на мою перевязанную руку. Спросил, что с ней. Пришлось рассказать о полученном ранении и осколке, который у меня был завернут в носовой платок на память. Подполковник убедительно просит показать ему осколок, повертев его в руках, стал настойчиво умолять меня подарить ему этот осколок. Я противился, недоумевая, зачем ему нужен осколок. Он сообщил, что аэростат, на который мы налетели, был экспериментальный, единственный в заграждении. На нем была подвешена мина, а осколок не от самолета, а результат разорвавшейся мины. Он нужен на исследование. И меня очень просили отдать его. Мне же в качестве вознаграждения отдавалась коробка «Казбека». Я отдал осколок, разумеется, не ради папирос. Вернувшись в полк с 7 на 8 августа (1943 г.) полетели бомбить ту же цель, но погода ухудшалась. Пролетая линию фронта, разбрасывали несколько упаковок с полосками картона, покрытых с одной стороны серебрянкой для того, чтобы создавать помехи на экранах немецких самолетов. Идем к цели с набором высоты в грозовых облаках, стараясь пробиться выше на простор. Местами были просветы, вышли на цель, и в это время снизу с левой стороны, сзади были атакованы истребителем противника МЕ-110. Снарядами пробит фюзеляж, рядом с нижним люком, где место стрелка, и попали в патронный ящик на турели и взорвались вместе с патронами. Стрелок Менжулов погиб, а я получил тяжелое ранение в голову осколками снарядов и собственными патронами разорванного ящика. Самолет поврежден во многих местах, стал плохо управляем, нарушена внутренняя связь экипажа. Задание было выполнено, бомбы сброшены по цели. На свой аэродром в Малино мы не вернулись, а упали на территорию аэродрома Кубинка. Дежурившая на аэродроме скорая помощь доставила меня и других в лазарет, где у меня из головы извлекли семь осколков. Дальнейшее лечение я проходил в Центральном авиагоспитале в Москве. Вернулся в свою дивизию в звено управления в ноябре 1943 года и продолжал летать на боевые задания с разными командирами из руководящего состава дивизии. Командиром авиадивизии был генерал-майор Щербаков, а корпусом командовал генерал-лейтенант Логинов (бывший министр гражданской авиации). Я демобилизован в марте 1946 года в звании гвардии старшина. А призывался 23 сентября 1938 года. Воевал от начала и до победы, награжден орденами и медалями. *** /ОТРЫВОК/ …мы бомбили танки под обстрелом противника, пробоин от пуль и снарядов было много, но технический состав успевал их устранять. Заканчивался сентябрь (1941), танковая армия Гудериана забуксовала и несла потери от бомбовых ударов экипажа Вавилова и других экипажей ДБ авиации. Приближался праздник Октябрьской революции – 7 ноября. По традиции его готовились провести как и в мирное время. С этой целью наш экипаж – как лучший в 22 АП – был выделен для участия в воздушном параде. А из полка Тихонова – экипаж Строгонова. В первых числах ноября 1941 года два экипажа прилетели ближе к столице и сели на аэродроме Кратово. Нас встретили и со всеми личными вещами, упакованными в тюфячные мешки, доставили на машине в помещение авиагородка. Мы поднялись на 3-й этаж в предварительно отведенную комнату, там сложили свои вещи двух экипажей, затем нас пригласили в столовую на обед. Шло время. Наступило 7 ноября. Утром обдан приказ занять свои места в самолетах и ждать команды на вылет. Хорошо помню состояние погоды в этот день. Сплошная облачность, идет небольшой снег, небольшой мороз. Одним словом, погода нелетная. Но мы все на своих местах, ждем. Время бежит медленно. Начался парад на Красной площади. Штурман просит меня включить приемник и настроить на волну: «Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза!» Слушаем происходящее на Красной площади. Услышали выступление Сталина, затем по площади маршем прошли пехота и другие воинские подразделения, направляясь с парада на фронт. Нас в воздух так и не выпустили из-за плохой погоды. Прошло три дня после праздника, нас не отпускали на свою бызу, а решили использовать для выброски листовок в докладом Сталина от 7 ноября в воздушном пространстве прибалтийских республик. (Эти листовки служили пропагандистским материалом и пропуском для перехода противников немцев на нашу сторону.) Листовки паковались в пачки, грузились в фюзеляж самолета, и по команде штурмана стрелок-радист и стрелок разрывали шпагат и пачку выбрасывали. Мне одному пришлось работать за двоих. Количество листовок из-за отсутствовавшего стрелка не уменьшали. 14 ноября 1941 года подготовились к очередному вылету с листовками. Командиру доложено о готовности экипажа. Стали выруливать на взлетную полосу. И в это время с командного пункта за нами мчится «Виллис» с условными сигналами, требующими остановиться.