Когда началась война мой дед работал в Наркомате сельского хозяйства. Несмотря на то, что он разменял уже пятый десяток, он со своими коллегами записался в 4-ю дивизию народного ополчения. Он стал политруком 1287-го полка. 10.09.41 дивизия в составе 31-й армии заняла оборону возле озера Селигер. 13 сентября дед вступил в свой первый бой. Первые боестолкновения с немцами произошли в районе деревни Заречье, а наиболее значительные – в районе деревни Турская. 

Так как изначально дивизия была ополченской, то там были деятели культуры, ученые, музыканты, актеры, художники, административные работники, да вообще все профессии непрофессиональных военных, да еще в зрелом возрасте, то ее боеспособность компенсировалась только морально-волевой составляющей боевого духа бойцов, что в ней воевали. И вот благодаря именно этому душевному порыву людей – добровольных ополченцев, защищавших свой дом, землю, семьи, мы и отстояли Москву. 

Дед своим личным примером - отвагой в бою и заботой о людях в быту - подавал пример достойного поведения на войне. Многие отмечали его бесстрашие. Подтверждение этому можно почитать в статье «Оборона кирпичного завода» в книге «Народное ополчение Москвы», где Пинхос Соломонович Прощицкий упоминается несколько раз. Кирпичный завод был ключевым пунктом нашей обороны, и бои там были очень упорные и тяжелые. За участие в том сражении дед получил орден «Красной звезды», в наградном листе сказано «…. Лично участвовал три раза в контратаках…». Этот боевой орден ему подписывал генерал Ефремов, который трагически погиб в 1942 году.

Кстати, про орден. Не прошло и недели после того, как дед надел орден на грудь как этот орден спас его. Дед надел его на левую сторону груди. И через неделю снова бой, разрыв мины - и осколок попадает аккурат в левый горизонтальный луч звезды, тем самым спасая деда от неминуемого ранения в грудь, и скорей всего, прямо в сердце. На ордене с тех пор вмятина и сколота эмаль.

Далее, судя по военному билету, дед был откомандирован в преподавательскую часть отдельного 63 офицерского полка. Вел идеологическую работу и с ранеными, и с офицерским составом. Он оставался в действующей армии, но на передовую вернулся перед штурмом Кенигсберга. Закончил войну в должности зам начальника политотдела дивизии, гвардии майором.

Таким образом мой дед был очень неординарным и достойным человеком. Я горжусь им. И буду продолжать заниматься темой той самой войны и делать все, что в моих силах.

----

Рассказывая о деде хотелось бы рассказать пару слов и его истоках и его родине – Минск, район Переспа. Родился он в еврейской семье, был средним братом. Характер у него был шустрый, подвижный. Учиться не хотел: скучно ему было, да и необходимости не видел.

Родители мучались с его воспитанием, но даже ремень отца и тяжёлая рука матери помогали слабо. И продолжалось это до тех пор, пока в 14 не решил он с товарищем бежать в Америку. Сказали младшему брату Хайму, чтоб не ждали к ужину, но тот не выдержал молчания дома, расплакался и раскололся. Сняли беглецов с поезда в Самаре… Когда дед вернулся домой, то он ожидал хорошего ремня за такое поведение. Было бы вполне заслуженно. Но вместо этого был плач от радости, что он дома.

После такого катарсиса Пинхос стал просто другим человеком: он перестал быть раздолбаем, стал учиться и стал невероятно самодисциплинированным человеком. Когда грянула революция, то он принял её всем сердцем. Старший брат, Файтель, стал комсомольцем и связным нашего красного подполья в Минске. И брата своего, Пинхоса, он потихоньку подготавливал к борьбе. Когда контраззведка Пилсудского села ему на хвост, то он рекомендовал Кнорину, своему руководителю, себе на замену Пинхоса, если что. Интуиция Файтеля не обманула – дефензива (польская контрразведка) схватила его в одной из деревень. Его пытали, а потом казнили. Пинхос шёл за ним, и увидев тело брата, изрубленное шашками, понял, что никто лучше него не справится с такой работой, и не просто полностью заменил брата в борьбе, но и стал одним из идейных вдохновителей, лидером организации.

Он, как связной и координатор, побывал во всей Прибалтике, Польше, даже в Германии. Он, как и Кнорин, знал всех подпольщиков в лицо. И очень чётко понимал свою ответственность за своё поведение. Когда его арестовали, то белополяки знали, что он комсомолец, но не догадывались о его роли в организации. И когда в камеру ему подсадили провокатора, то Пинхос сразу его вычислил и затеял свою игру, которая закончилась его побегом. В архивах Белоруссии Пинхос Соломонович известен под псевдонимом Иосиф Правдин. Далее наступило восстановление страны. Пинхос Соломонович почувствовал вкус к наукам, получил высшее партийное и экономическое образование, аспирантом стал преподавать общественные дисциплины в Школе пограничников.

Он зарекомендовал себя достаточно толковым специалистом и руководителем. Не случайно в 1933 году, когда назначили Ягоду, то Пинхосу Соломоновичу предложили пост партийного руководителя всего ОГПУ (НКВД) г. Москвы. Но Пинхосу это было малоинтересно. Тогда вовсю развивалась тема сельского хозяйства, новая, совхозная система организации труда крестьянства. В Пограншколе на деда шибко обиделись, что он поехал в совхоз «Искра» Называевского района Омской области, вместо карьеры в партаппарате ОГПУ, но деда захватывала идея строительства нового дела. Именно дело как дело, тут идеология была вторична. Тем паче, что тогда уже стало сомнительно тревожно в той системе. В общем интуиция деда и его ангел – хранитель тогда в очередной раз показали себя во всей красе. Это было и будет не раз ещё в его жизни. Но обо всём по порядку.

С 1933 по 1939 дед, как политработник, и Кривоносов, как руководитель, поднимали совхоз Искра Называевского района Омской области. Несмотря на тяжесть крестьянского быта, эпидемии (алиментарно-токсической алейкии), прочие болезни, бандитизм, прямое вредительство (вроде открытия форточки в подвале зернохранилища, чтоб весь урожай замёрз) они подняли «Искру» до рентабельности. А потом и до прибыли. Причём все остальные колхозы – совхозы вокруг были дотационными.

Интересно было так же то, как строились отношения с Кривоносовым, председателем совхоза. Судя по описанию мемуаров бабушки – тот был старовером. С большой семьёй, 9 детей, знакомый с крестьянским бытом. И ни разу не приглашавшим деда к себе (староверы оч чётко в дом чужаков не пускают, тем паче евреев), ни сам к нему в гости не ходившим. Однако их тандем: крестьянина-старовера от сохи и грамотного стойкого работяги-идеолога, тем паче еврея, был огого. Дед же сам завёл подсобное хозяйство, корову, научился водить трактор, организовал школу трактористов, газету стали печатать, школу детишкам организовали.

Много чего хорошего сделали. И сам стал толково разбираться и в животноводстве, и в сельском хозяйстве. Но тучи сгущались. В 1937 арестовали и расстреляли Кнорина, бывшего руководителя подполья в Белоруссии. Вычислили Пину, как его верного соратника. Из Омска приехали чекисты, хотели для начала деда из партии выгнать. До утра спорили, крестьяне горой стояли за деда и не позволили этого. Казалось бы всё утряслось, но не тут то было. Сгорел стог сена и был написан донос. Как позже выяснилось, донос написал интриган и завистник, бестолковый прораб Дурин, а сено поджог – наборщик газеты Лёнька, из раскулаченных, но, что было больней всего, приютившийся в доме семьи Прощицких и всем им обязанный. В это время некий Кронберг, работавший несколько лет в Искре, лично знавший деда, но потом переехавший в Омск и работавший там в ОГПУ, шёл по коридору по своим делам.

И (вот в очередной раз о везении деда) на фоне якобы полного психического здоровья, заходит в совершенно не его, чужой отдел, и видит сверху папку с фамилией Прощицкий и Кривоносов, с выписанным ордером на их аресты!!! Ошарашенный Кронберг, однако, быстро взял себя в руки, изъял ордер, и переложил папку в самый низ стопки. И тут же лично поехал к деду домой, за 150 км от Омска. Приехал, показал деду ордер, выкинул на его глазах в печь, пересказал суть проблемы и сказал, что деду необходимо самому разруливать свои дела. Абсолютно все. Так как больше он так поступить не сумеет, да к тому же, это оч оч большой риск для него и его семьи.

Таким образом дед с семьёй вернулся в Москву. За пол-года разрулились все проблемы, и дед с бабушкой решили возвращаться в совхоз. Дети остались в Москве учиться. Дурин, увидя деда живым, здоровым, ни в чём не виноватым, от злобы заболел раком и в течении месяца умер. Лёнька же исчез.... Но через год родители затосковали по детям и приняли решение возвращаться в Москву. Окончательно. Когда наступила пора отъезда, то многие крестьяне пекли домашнюю выпечку, чтоб дать деду в дорожку с собой. Блинов – пирожков было три (!) мешка. И не принять их было нельзя – если дают от души, то надо принимать, всегда, не обижать отказом. Деда на руках несли от дома до саней. Так закончилась его предвоенная жизнь. По приезду в Москву дед устроился в Наркомат сельского хозяйства. В воздухе веяло войной и дед говорил, что уйдёт на фронт. Так, собственно, и произошло. Несмотря на то, что он разменял уже пятый десяток, он со своими коллегами записался в 4 ДНО. Он стал офицером, по должности – политрук 1287 полка. Он мог занять более старшую должность (6 лет стажа преподавания в военных организациях и образование позволяли), однако документы остались в Омске, и ради них отвлекаться на поездку дед не захотел. 10.09.41 дивизия в составе 31 армии заняла оборону возле озера Селигер. 13 сентября дед вступил в свой первый бой. Первые боестолкновения с немцами произошли в районе деревни Заречье, а наиболее значительные – в районе деревни Турская. Кроме того, там действовал знаменитый немецкий диверсионный отряд «Брандербург». Но дивизия оборону держала. Когда начался «Тайфун», то дивизию стали бросать на разные участки фронта, с одного места на другое. Благо она избежала Вяземского окружения. Так как изначально дивизия была ополченской, то там были деятели культуры, учёные, музыканты, актёры, художники, административные работники, да вообще все профессии непрофессиональных военных, да ещё в зрелом возрасте, то её боеспособность компенсировалась только морально-волевой составляющей боевого духа бойцов, что в ней воевали. И вот именно этот душевный порыв людей – добровольных ополченцев, защищавших свой дом, землю, семьи и отстояли Москву. Катастрофы на случилось: немцы в Москву не вошли. И, разумеется, ключевую роль тут играли политработники. Дед своим личным примером - отвагой в бою и заботой о людях в быту – подавал пример достойного поведения на войне.

Многие отмечали его бесстрашие. Подтверждение этому можно почитать в статье «Оборона кирпичного завода» в книге «Народное ополчение Москвы»1961 г. Издания, где Пинхос Соломонович Прощицкий упоминается несколько раз. Кирпичный завод был ключевым пунктом нашей обороны, и бои там были оч оч упорные и тяжёлые. За участие в том сражении дед получил орден «Красной звезды», в наградном листе сказано «…. Лично участвовал три раза в контратаках…». Этот боевой орден ему подписывал генерал Ефремов, который трагически не сумел в 1942 году отбить Вязьму. Кстати, про орден.

Не прошло и недели после того, как дед надел орден на грудь как этот орден спас его. Дед надел его на левую сторону груди. Есть даже фотка его с ним. И через неделю снова бой, разрыв мины, и осколок попадает аккурат в левый горизонтальный луч звезды, тем самым спасая деда от неминуемого ранения в грудь, и скорей всего прямо в сердце (!). На ордене с тех пор вмятина и сколота эмаль. Кстати, говоря об деде просто нельзя не отметить его везучесть. Например на войне были случаи, когда дед беседовал с бойцами в окопе, ушёл, завернул за бруствер, и начался артналёт. Первая же мина неудачно попадает в группу бойцов, с кем минуту назад беседовал дед. Не выжил никто. Или Миша Яблонский и Яков Кузьмин, его товарищи – штабисты. Они вместе беседовали всю ночь. Дед ушёл, а их обоих утром застрелил немецкий снайпер.

Или ещё случай был – когда разгружался эшелон в Минске, на котором дед приехал в свой родной разрушенный город с целью узнать судьбу родителей – эшелон был разбомблен невесть как прорвавшимися к цели немецкими бомбардировщиками…. Как позже дед говорил – он был абсолютно уверен в том, что живым не останется, однако он достойно воевал и уцелел в войне. Кстати, необходимо рассказать и ещё об одной теме. 110 СД в 1942 году под командующим Ефремовым не смогла отбить Вязьму. Так вот годом позже, в 1943 году, в инициативном порядке, командование дивизии попросили Вязьму отдать для них. Чтобы именно они её и освободили. Т.е. сделали то, что им не удалось годом ранее. После тех боёв 110 СД (бывшая 4 ДНО) и стала 84 Гвардейской Стрелковой Дивизией. Инициатором этой идеи, т.е. сказать именно им Вязьму отбивать, мог быть только политотдел дивизии. Невозможно уже назвать непосредственного автора этой идеи, но то, что дед был одним из инициаторов – абсолютно. Далее, судя по военному билету, дед был откомандирован в преподавательскую часть отдельного 63 офицерского полка. Вёл идеологическую работу и с ранеными, и с офицерским составом. Он оставался в действующей армии, но на передовую вернулся перед штурмом Кенигсберга. Закончил войну в должности зам начальника политотдела дивизии, гвардии майором. Далее после войны, несмотря на настойчивые уговоры остаться в армии, дед во второй раз принял решение не оставаться военным. Он проработал в Союзе Писателей, но потом ушёл в Радиокомитет, в отдел пропаганды. Работа в том отделе была связана в значительной мере с международной политикой, и это ему было больше по душе. Жаден он был на такие идеологические дела. А потом предложили преподавательскую работу. И это ему было по душе. Он всегда любил молодёжь и студентов, и они платили ему так же. Счастье мирного труда у деда длилось до 1953 года. Когда дело врачей, космополитов и прочих евреев докатилось и до деда. Недоброжелатели есть всегда и у всех.

Когда дед заступился за некоего Левитина, корреспондента, неудачно написавший статью, то они оба попали под раздачу. Обоих исключили из партии и выгнали с работы. Дед, чтобы не напрягать семью, одевался и уходил в парк, типа на работу, но со дня на день ждал ареста. Но! Умер Сталин, и маховик развернулся в другое направление. От деда отстали, восстановили на работе, а потом и в партии. Прожил он до 1959, когда скончался от третьего инфаркта в измайловской больнице. Была гражданская панихида. Похоронен он на Новодевичьем кладбище, рядом с прахом знаменитой снайперши Павличенко Л.М. и другими достойными людьми его эпохи.

Таким образом мой дед был оч неординарным и достойным человеком. Я горжусь им.

Кстати, хотелось бы ещё написать о том, что когда то дед, когда всё устаканилось, попросил мою маму назвать своего сына Всеволодом в честь Всеволода Ружникова, профессора кафедры телевидения и радиовещания, доктора философских наук. В 1953 году он отчаянно стоял горой за деда, призывал не торопиться и разобраться по сути вопроса, а не по коньюктуре. Т.е. тянул время, как мог, и дошло до того, что после смерти Сталина ураган пронёсся благополучно мимо деда. (Опять работа Ангела Хранителя). Вот, собственно, через 10 лет после его смерти и родился я, Всеволод Крупецков, его внук и внук ещё одного ополченца из 7 ДНО, младшего командира ротных 45 мм миномётов минбатареи 21 полка, погибшем, как я думаю после моих поисков, 11.10.41 году под Вязьмой в районе автострады на правом фланге нашей обороны в промежуток между 10 и 16 часами на участке Относово – Ризское. Вечный Почёт и Слава тем, кто в далёком 1941 встал грудью на защиту нашей земли. И спасибо…. И ещё. Тема ВОВ актуальна для нашего народа всегда. И сейчас, по сути, идёт ВОВ 21 века. Просто далеко не всем это очевидно. Посему считаю, что связь времён просто необходимо сохранять, и я буду делать всё, что в моих силах, чтоб эту связь поддерживать. У меня оба деда ушли в Народное Ополчение 1941 года защищать сердце нашей Родины. И защитили. А я буду продолжать заниматься темой той самой войны и делать всё, что в моих силах.

Продолжение следует.

Описание фото: 1. Прощицкий Пинхос Соломонович (Павел Семёнович) в Парке Патриот 2. Дед зам начальника политотдела 84 Гвардейской Стрелковой дивизии 3. Мемуары бабушки о деде с мной нарытым материалом. 4. Мемуары бабушки о деде. Награждение деда Красной Звездой за бои на кирпичном заводе под Боровском, Наро-Фоминский район, в 1941 году. Обращает на себя внимание срединное фото верхнего ряда: дед одел награду на левую сторону груди. Над сердцем. Обычно этот орден носят справа. Однако на фото он одел слева и этот орден спасёт грудь деда от осколка мины буквально через неделю. 5. Я в Вязьме в музее. Кабинет политрука. Я как дед-политрук, и показываю на карте расположение 7 ДНО, на Ямщине, под Дорогобужем, где перед "Тайфуном" были боевые позиции моего второго деда, защищавшего Москву. 6. Я в музее "Богородицкое поле" рассказываю о дедах. 7. Я на торжественных мероприятиях, посвящённых обороне Москвы, со знаменем Ополченческих дивизий. 8. Я со своими детьми, правнуками обоих дедов, на Бессмертном Полку. 9. Схема боевых действий 110 СП (бывшей 4 ДНО) в сражении под Москвой. 10. Книга Народное ополчение Москвы, где в статье "Оборона кирпичного завода" дед упоминается несколько раз и как исключительно отважный человек. 11. Памятник на 282 км Минского шоссе. Прообраз - политрук Кожухарь, ценой своей жизни задержавший окружение Вязьмы на сутки во время Вяземской оборонительной операции 06.10.41 года. (Поподробнее описал в статье о другом деде - Крупецков (Крупецкий, Крупецкой) Иван Васильевиче, 1907 г.р., бойце 21 полка 29 СД (бывш 7 ДНО). Я речь толкаю. 12. Старый памятник, стоявший на 282 км, до текущего монумента. Когда то поисковики под Относовым сумели поднять 150 бойцов. Перезахоронение было торжественным, с почётным караулом и пролётом самолётов (что тогда было редкостью). И вот тогда и было решено старый памятник установить на месте боёв в Относово, а на 282 км соорудить текущий, посвящённый трагедии Вяземской оборонительной операции 1941 года. Тут я как раз в Относово, приехал поклониться. 13. Награды деда. Траурная подушечка. Была гражданская панихида. Похоронен на Новодевичем кладбище. Рядом - знаменитая снайперша Людмила Павличенко, и прочие достойнейшие люди той эпохи....

Данная история прислана на конкурс "Мой дед сражался за Москву" от Крупецкова Всеволода Владимировича, г. Москва