Мой дед по материнской линии Семушин Михаил Евдокимович был призван в ряды Красной армии сразу, как началась война, в июне 1941 года. Я не знаю, когда он стал бойцом 261-го стрелкового полка, поэтому постараюсь восстановить боевой путь этого полка и 2-й стрелковой Мазурской ордена Кутузова дивизии, в которую входил этот полк, до времени пропажи без вести Михаила Евдокимовича, используя интернет-публикации, в первую очередь, воспоминания ветерана 261-го стр. полка 2-й дивизии И. И. Беликова (сайт «Военная литература. Мемуары» http://militera.lib.ru/memo/russian/sb_tragedia_myasnogo_bora/01.html) и воспоминания ветерана 2-й дивизии А. В. Невского (Русский патриотический сайт «За правду!» http://zapravdu.ru/content/view/71/51/1/3/), а также материалы сайта «Википедия» (https://ru.wikipedia.org/) «2-я стрелковая дивизия (4-е формирование)». Решение о формировании 2-й стрелковой дивизии (уже 4-го формирования), в которую входил и 261 стр. полк, было принято командованием Архангельского военного округа 10 декабря 1941 г. Формировалась дивизия в районе г. Архангельска сначала как 410-я стр. дивизия, а 7 января 1942 года её переименовали во 2-ю стрелковую дивизию. 261-й стр. полк располагался на Архангельском бумажном комбинате в г. Новодвинске. Личный состав дивизии формировался из призывников Архангельской области, в числе которых был и Михаил Евдокимович, а также из заключенных из ближайших лагерей, строивших железную дорогу по берегу Онежской губы. 26 марта 1942 года дивизия была отправлена железнодорожными эшелонами на фронт по кружному маршруту Архангельск – Ярославль – Рыбинск – Бологое – Малая Вишера, где её с 1 апреля отдали во фронтовое подчинение Волховского фронта, в 59-ю армию. До 28 апреля 1942 года дивизия находилась в резерве фронта в районе селений Ямно и Арефино. Из воспоминаний И. И. Беликова: «Добрались до Малой Вишеры благополучно. Оттуда - марш по весенней распутице до селищенских казарм на берегу Волхова. По пути следования половина лошадей погибла в болотах. Пришлось на солдатском горбу тащить военную технику, боеприпасы и другое снаряжение. Когда добрались до Селищ, солдаты выглядели как живые скелеты: кормили их по 3-й категории — в сутки 2 сухаря, да котелок супа, в котором крупина крупину догоняет...». Я предполагаю, что война для Михаила Евдокимовича Семушина началась с участия 2-й дивизии в тяжелейших боях по прорыву обороны немцев для обеспечения выхода 2-й Ударной армии из окружения. 28 апреля 1942 года полки дивизии, в том числе и 261-й полк, в котором воевал Михаил Евдокимович, заняли передний край, сменив ушедшую на отдых другую дивизию. Уже 29 апреля полки 2-й дивизии приняли боевое крещение в районе села Спасская Полисть. Из воспоминаний И. И. Беликова: «Наш полк получил приказ: переправиться на левый берег Волхова, прорвать оборону противника у Спасской Полисти и соединиться с окруженной 2-й ударной армией. Ночью переправились в районе совхоза «Красный ударник», и наутро — в бой. Вооружение у нас тогда было суворовское и действовали по Суворову: «Пуля — дура, а штык — молодец!». С длинными штыками, с допотопными винтовками мы и вступили в бой против немецких автоматов, против танков и авиации. Из воспоминаний А. В. Невского: «Дивизии была поставлена задача: прорвать долговременную и сильно укрепленную оборону противника с целью помочь отдельным частям (около 30 тысяч человек) 2-й ударной армии генерала Власова выйти из окружения. Дивизию не поддерживала авиация, не было у нее ни приданных танков, ни артиллерии. Своя же полковая и дивизионная артиллерия из-за сплошного бездорожья занять боевые позиции не смогла. Лошади просто тонули в грязи…. Уже начал таять снег, а многие бойцы были одеты в полушубки и валенки. Продукты доставляли верхом на лошадях, на лошадь навьючивали по два мешка с крупой. Все 13 дней боев рацион питания был ничтожным: одна кружка пшенной каши, иногда только раз в сутки. Вот так дивизия вступила в бои. Очень тяжелые бои. За первые шесть дней она продвинулась вперед на 6-8 км. По слякоти, промокшие и голодные, под непрерывными бомбежками и огнем артиллерии бойцы втягивались в этот прорыв как в мясорубку. Через две недели обескровленные полки прекратили наступление и были отведены на исходные позиции». Из воспоминаний И. И. Беликова: «Ранним утром 1 мая наш полк начал наступление. «Катюша» дала залп термитными снарядами, и одна из немецких огневых точек заглохла. Мы пошли в атаку. В первые же минуты боя было убито…» много командиров, «…но все же полк углубился на 2 км в тыл фашистов. При этом мы захватили продовольственный склад. Он-то и оказался ловушкой - местом гибели моих однополчан. Когда мы, голодные, как волки, набросились на еду, начались бомбежка и артобстрел…. На всем прорыве немецкой обороны - 500 м по фронту - был завал трупов и раненых. Санитары пытались выносить раненых, но немцы доставали их с самолетов, которые летали над самой головой весь световой день. По утрам, когда не было бомбардировки, мы занимали оборону на переднем крае. Ночью стаскивали трупы и делали из них настил, чтобы не лежать в болотной воде. Так прошло 10 суток. О нас вроде забыли: не доставляли ни еду, ни боеприпасы…. В одной воронке, выложенной ёлками, я нашел раненого командира пулеметного взвода младшего лейтенанта Кукуева…. Я спросил у него, сколько осталось в нашем полку живых и кто теперь командир полка. Кукуев - грязный, голодный - отвечал, что осталось всего 58 человек и он за командира. У нас не было ни снарядов, ни патронов, ни продовольствия, но покинуть передний край мы не могли. За нами, у шоссе Москва-Ленинград, стоял заградотряд. Уход с передовой карался расстрелом. Оставалось два пути: смерть или плен. Никто из наших бойцов не сдался: каждый предпочитал плену смерть…. Следующей ночью из стрелковых батальонов вышли еще 53 человека — все, что осталось от 261-го полка. После переформирования полк перебросили в район Мясного Бора - расширять «коридор» для выхода 2-й ударной армии…. После трехсуточных боев в Мясном Бору в полку осталось несколько человек. Ночью поступил приказ командира дивизии: сняться с передовой и прибыть в штаб на переформирование. 30 мая немцы перекрыли «коридор» у Мясного Бора, и 2-я ударная оказалась отрезанной вовсе. Нашу дивизию пополнили, а фактически сформировали заново, и снова направили на прорыв. С 1 июня мы вновь начали наступать. Каждое утро после небольшой артподготовки шли в атаку. Продвинемся сколько-нибудь к переднему краю немцев, а вечером откатываемся назад. В воздухе постоянно вертелась «карусель» из 27-30 фашистских самолетов, которые пикировали и обстреливали нас из пулеметов. Вдобавок артиллерийский, минометный огонь. Все вокруг горело. Дым, смрад от разложившихся трупов - убирать их было некому. Наш передний край проходил по р. Полисть. Речка шириной 10-12 м была забита трупами….». Из воспоминаний А. В. Невского: «31 мая она (2-я дивизия – А.Т.) вступила в новые, крайне напряженные и кровопролитные бои. Вся операция длилась до 17 июня 1942 г. Ценой больших потерь дивизия задачу выполнила и деблокировала до 30 тысяч бойцов 2-й ударной. Вышедшие из окружения были истощены до последней степени, от длительного голодания у каждого второго цинга или дистрофия. От многонедельного пребывания в болоте у многих разбухшие суставы. Руки и лица изъедены гнусом. Окончательно обессиленных не бросали, а несли на самодельных носилках. Но они вышли к своим. Десятки же тысяч других так и сгинули где-то в лесах и болотах. А командующий окруженной 2-й Ударной армии Власов сдался и впоследствии возглавил армию предателей. Это стало позором всех, кто в армии воевал честно и никак этот позор не заслужил. Во время этой операции пополнение 2-я дивизия получала через маршевые роты. Даже не успев составить список прибывших, их направляли в бой. Сколько из них из этих боев вышли живыми? Не вышедшие, скорее всего, так и числятся пропавшими без вести - «В списках не значится…»». Из воспоминаний И. И. Беликова: «16 -17 июня в дивизию прибыло высокое начальство: К. Е. Ворошилов, М. С. Хозин, К. А. Мерецков. Они побывали на переднем крае. Ворошилов спрашивал, почему мы топчемся на месте: за 15 дней, мол, не продвинулись и на 3 км. Мы почти ежедневно получали пополнение и каждое утро атаковали, но преодолевали не больше 300 м. Из трех полков в дивизии остался один. Комполка строго наказали. Мы продолжали наступать вдоль Полисти и 23 июня наконец соединились с частями 165-й с.д., наступавшими из Теремца-Курляндского. В районе разбитой узкоколейки открылся проход метров в двести, по которому хлынула толпа бойцов 2-й ударной и местных жителей, тоже оказавшихся в окружении. Нам приказали выпускать только больных и раненых. Куда там! Сдержать поток людей было невозможно. Грязные, истощенные, окровавленные, они вырывались из кромешного ада с одной мыслью - пробиться либо умереть. Эти люди были живые трупы, их сразу направляли в госпитали. Голодные, раздетые, на них было страшно смотреть. Они рассказывали, что поели все ремни. 26 июня немцы просочились в наши боевые порядки, началась рукопашная. Кое-кому из окруженцев еще удалось выйти, кто-то погиб на самом выходе, пройдя 3 км этого «огненного коридора». Нас оттеснили километров на пятнадцать к югу, в район Замошских болот. Здесь наша дивизия, трижды переформированная за время войны, держала оборону до 14 января 1944 г.». После тех жарких боев 2-я стрелковая дивизия, как и вся 59-я армия, перешла к жесткой обороне. Но Семушин Михаил Евдокимович до этого момента не дожил, он пропал без вести 20 июня 1942 года где-то возле деревни Люблино-поле (Любино Поле), что находилась тогда между деревнями Мостки и Мясной Бор. Об этом написано в извещении, подписанном начальством 261-го стр. полка: командиром полка майором Анисимовым, батальонным комиссаром Самковым (Сашковым?), начштаба майором Демьяненко. Сейчас на месте деревни находится большой мемориальный комплекс «Любино Поле», в котором, по официальным данным, в братских могилах похоронено около 11 тысяч воинов, погибших в «Долине смерти» в первой половине 1942 г. Но, по мнению местных поисковиков из общества Мемориал, это не совсем так: останки тысяч павших солдат и офицеров всё ещё разбросаны по лесам, полям и болотам той местности. Дочь Михаила Евдокимовича, Тарасова (Семушина) Анна Михайловна, моя мама, помнит строчки из последнего письма деда с фронта: «сижу на пне, думаю о вас, скоро в бой – либо грудь в крестах, либо голова в кустах…». Видимо, так и случилось. Таких, как он, пропавших без вести в тех местах в сорок втором, было несколько тысяч солдат и офицеров Красной армии. Но всё-таки в душе ещё теплится надежда, что найдутся его останки, либо место захоронения. Записал Тарасов А.В., внук Семушина М.Е.